Не знаю, читают ли "Декамерон" сейчас, но в пору моей юности это был единственный "эротический источник", к которому припадали все: от заядлых книгочеев до тех, кто книг сроду в руках не держал. Ходила даже легенда среди библиотекарей, что периодически, нет-нет, да и приходят читатели, разыскивающие книгу какого-то автора Д. К. Мирона.

Не миновал и я общей участи, и когда мне повезло этот "Декамерон" достать, зачитывался приключениями удачливых любовников и неверных жён с вполне понятным интересом. Но будучи юношей, не чуждым литературы, я всегда удивлялся искусственности сюжетных построений у этого самого Боккаччо, не могущих иметь, по моему разумению, ничего общего с реальной жизнью. В самом деле, жёны там изменяют мужьям буквально у них на глазах, заставив мужа, допустим, сидеть в бочке или, там, сторожить за дверью, в то время как. Одним словом, чистые фантазии сексуально-воспалённого воображения! - так думал я в то время, не подозревая, что по прошествии лет судьба, к примеру, забросит меня на Камчатку, и что вообще она может выдавать такие сюжеты, по сравнению с которыми любой вымысел покажется бледной тенью.

Случилось то, о чём я рассказываю, лет двадцать тому назад, если не больше, а скорее - больше! Был я тогда значительно моложе (ну, это-то очевидно!), и жили мы в камчатском посёлке Термальный - в то время небольшом, дома на три-четыре, в котором горячей термальной воды было - хоть залейся: булькала она в раскалённых радиаторах отопления, подавалась и в ванну для купания. Набранная ванна красиво отсвечивала голубизной и отдавала сероводородом, к которому, впрочем, все привыкли.

Было уже за полночь, когда перед сном жена решила отправить меня вынести мусор. Стояла сырая осенняя ночь, дул ветер, мусорные баки были далеко - и мне, помнится, страшно не хотелось. Если бы я только знал, что запомню этот поход с мусором на всю оставшуюся жизнь!. Понимая, что идти придётся, и, желая хоть как-то вознаградить себя за сей подвиг, я заявил, что раз она меня посылает, то я пойду, но зато ещё искупаюсь в бассейне ("вот тебе!"), и пусть она даст мне полотенце. Полотенце я получил вместе с её неудовольствием (что могут быть за купания без неё!) и указанием в бассейне не засиживаться и не заявиться, не дай бог, обратно среди ночи, когда она уже будет спать. Тут нужно пояснить, что для жителей Термального искупаться в термальном бассейне в то время проблемой не являлось: как раз возле нашего дома стояло неказистое одноэтажное здание (распределитель термальной воды плюс баня), во дворе которого и был небольшой бассейн, забором тогда ещё полностью не огороженный и посему доступный всем желающим. А желающих было более чем достаточно - приезжали и из города, который был тогда на Камчатке один, и из Елизово, каковое городом в то время ещё не считалось.

И даже в такую глухую полночь я заметил под фонарём у забора одинокий "Москвич", приехавший явно для купания. Завершив "мусорную операцию", я обогнул баню с противоположной от фонаря стороны и, оставив ведро за углом, вышел к бассейну, который освещался только этим дальним фонарём и был погружён в полумрак: бетонные бортики его ещё были как-то освещены, но уровень воды был гораздо ниже и свет на неё не попадал совсем, поэтому внутренний квадрат самого бассейна казался абсолютно чёрным. "Москвич" был виден и отсюда; внутри его горел свет и шевелились какие-то тени: люди то ли переодевались после купания, то ли уже выпивали и закусывали. Вокруг царила глубокая ночь и не было ни души. Эта картина и сейчас стоит у меня перед глазами.

Было довольно холодно. В темпе раздеваясь у бортика и предвкушая погружение, я неожиданно вздрогнул от голоса, донёсшегося ко мне из темноты бассейна: "И не страшно вам купаться по ночам?" Голос был женский, низкий, что называется "грудной", и он мне сразу понравился: была в нём какая-то обволакивающая нежность, не относящаяся, впрочем, ко мне. Да и обратилась она, я думаю, только чтобы сообщить о своём присутствии, и чтобы я, чего доброго, не разделся до гола (а сделать это, ввиду полного отсутствия "зрителей", я собирался). Хоть я и вздрогнул, но отвечал вполне любезно и интеллигентно, что, конечно, страшновато немного, не без того, но при наличии таких отважных ночных купальщиц, как она - совсем напротив, и т. д. и т. п. В воде у нас завязался милый оживлённый диалог ни о чём, из которого, впрочем, можно было понять, что они приехали на том самом "Москвиче", с мужем, с его (или её?) братом и ещё с кем-то, что все, кроме неё, уже накупались и наорались до одури, выпив здесь же, в бассейне, бутылку коньяку и ныряя друг за другом, а сейчас продолжают в машине; что она всего этого терпеть не может, поэтому купается отдельно - предпочитает тишину и одиночество, "романтическое одиночество, я надеюсь?", "о, да!", "то есть, одиночество вдвоём?", "ну, может быть и так, ха-ха-ха.". Начало было хорошим, мы плавали и передвигались друг возле друга, но в этом полумраке я едва различал её лицо, и даже сейчас не смогу сказать, красива она была или не очень, блондинка или брюнетка, молодая или же средних лет. Как истинный джентльмен я представился, она тоже назвала себя. Меня завораживал её голос, с придыханием, не звонкий, проникнутый какой-то естественной нежностью; таких голосов я никогда не слышал. И через несколько минут я уже чувствовал, что между нами начинает расти какая-то симпатия, что нас начинает тянуть друг к другу. Сейчас, по прошествии стольких лет, я думаю: чем ещё это можно объяснить, если не тем, что называют "любовью с первого взгляда"? Но ведь и "взгляда" в буквальном смысле никакого не было, вот что удивительно! Я реагировал только на голос.

Обращая её внимание, что небо совершенно тёмное, без единой звёзды, я касаюсь её плеча, она смотрит вверх, соглашается, что да, совершенно чёрное, и мы ложимся на спины, устроив головы на деревянных ступеньках, и таращимся в эту непроглядную темь, слегка болтая в воде ногами, которые иногда соприкасаются. Потом она хочет показать мне самое горячее место в бассейне, ведь если уж греться, так греться; она берёт меня за руку и ведёт, ведёт как-то интимно, что ли - или это мне мерещится, - и я иду за ней, как телёнок... А вот и место, где изливается горячая труба, "вы чувствуете?", "да, конечно, отлично!", но здесь немного глубже, и если я ещё могу стоять, то моя спутница до дна не достаёт и одной рукой придерживается за моё плечо, "вот здесь хорошо", "да, прекрасно!". Проходит несколько минут, наполненных разговором о чудесных свойствах термальных вод и ощущением электрического напряжения между нами, прежде чем я осмеливаюсь опустить руку на её талию. Небольшое замешательство, лёгкое волнение, "ничего, не беспокойтесь, буду вас просто поддерживать, так не утонете", она не возражает и ручеёк разговора журчит дальше, а в моей руке остаётся прекрасная талия, которую я с хорошо скрытым волнением, продолжая небрежно вести разговор, исследую: она божественно узкая, с упругой кожей, а к низу шире, круче, боже, а где же плавки?. Похоже, их совсем нет, но это, конечно, вздор, всё на месте, просто гораздо ниже, чем я ожидал: это узкие плавки, может быть т. н. "бикини". Эти "исследования" приводят меня в такое волнение, что я начинаю теряться в разговоре и отвечаю невпопад. На неё же все эти манипуляции, похоже, не производят ни малейшего впечатления.

Нечего и говорить, что моя собеседница и "сокупальщица" страшно меня возбуждает и я, конечно же, хочу её, но может ли вообще об этом идти речь?! То, что она замужем - ещё бы полбеды, но ведь и муж, и родственники здесь, рядом, и могут подойти в любую минуту. И, кроме того, так ли уж я успел ей понравиться. Кажется, мои поддержки за талию и несмелые движения рук её только веселят, но ничуть не волнуют. С другой стороны, если б они были ей неприятны, то какое могло бы быть веселье?. Все эти сомнения не единожды прокручиваются у меня в голове, прежде чем я отваживаюсь на решающий эксперимент: в воде незаметно спускаю с её плеч обе лямки купальника. Она действительно ничего не замечает, лямочки плавают в воде и, собственно, ничего не происходит, пока я, держа её за талию, не приподнимаю её чуть-чуть. И тогда, освобождённые из плена, в "лунных" бликах, на поверхности всплывают две объёмные, округло-продолговатые формы, в которые я, уже не сдерживаясь, опускаю лицо.

Этого она, видимо, никак не ожидала: она ахает, трепещет, пытается оттолкнуть мою голову и вернуть лямочки на место, но губы мои уже нашли в воде плотный, как вишня, сосок, и теперь совершенно не в силах с ним расстаться. "Нет, что ты, нельзя! - шепчет она, - муж здесь! потом!". Я не спорю, - рот у меня занят, но это "потом" уже сблизило нас, мы уже на "ты", и я чувствую, как руки, которые отталкивали мою голову, начинают обнимать её. Забывая дышать, я меняю соски, исследуя языком то правый, то левый; я хочу свести их вместе, чтобы почувствовать во рту сразу две вишни. Когда это мне почти удаётся, я слышу её глубокий вздох и, как бы смиряясь с неизбежным, она мягко охватывает меня ногами. Ощущение её бёдер сводит меня с ума: я впиваюсь в её губы, непослушными руками спускаю на ней плавки, прижимаю её к себе - и начинается медленное погружение в нирвану, всё глубже и глубже, пока мы полностью не растворяемся в её ритмических волнах.

Удар молнии непосредственно в наш бассейн не подействовал бы на нас с такой силой, как голос, раздавшийся над нашими головами в тот самый момент, когда мы с моей русалкой уже побывали на всех райских небесах и приближались к последнему из них, седьмому.
- Ну, где ты тут, Людок? - раздался сверху мужской бас с несколько пьяной интонацией. - Зову, зову. Ты чего, совсем утопла?
Мы настолько окаменели, что лишились не только дара речи, но и способности дышать. Почему-то я сразу понял, что о моём присутствии мужик не подозревает, и после света фонаря пока ещё ничего в бассейне не видит, но это - не на долго. Ничего не соображая, я действовал совершенно инстинктивно и, как оказалось, единственно правильным образом: набрав побольше воздуха и разъединившись с моей ундиной, я тихо погрузился прямо между её ногами на самое дно и как подводная лодка, без единого всплеска, взял курс на самый тёмный и дальний угол бассейна. Совершив порядочный проплыв и уже задыхаясь, я ощупью определил, что прибыл на место. Тут нужно было всплыть абсолютно бесшумно, и хотя потребность вздохнуть просто разрывала меня, мне это удалось: я всплыл тихо-тихо и замер там, почти не дыша.

Тем временем Люда, видя, что любовник её исчез - как "сквозь воду" провалился, и поэтому, может быть, ещё можно как-то спастись, вышла из ступора и обрела дар речи. Она отвечала мужу (а это был именно он) голосом несколько охрипшим, но довольно уверенным, что она, конечно, не "утопла", а наслаждается купанием, тишиной, расслабляет нервы, и зачем это нужно ходить её дёргать, она не понимает. В конце её голос уже вполне окреп, и в нём слышалось искреннее возмущение отсутствием у мужа всякой чуткости.

Он же вообще был, видимо, из тех мужей, которые вызывают у жены раздражение одним своим присутствием, бывают такие неудачные пары. Чувствовалось, что был он и простоват, и грубоват для своей супруги, долго, видать, её выхаживал, завлекал автомашиной (в то время машина была - о-го-го!) и, в конце концов "срубил дерево не по себе". Скажу сразу, что особого сочувствия - хотя бы из простой мужской солидарности, как к пострадавшему на "мужском фронте" - он у меня не вызвал. "А когда это бывало, - спросите вы, - чтоб любовник сочувствовал обманутому мужу? Сроду такого не было!" Нет, друзья, вы не правы: бывает и такое, когда донжуаны не шпагами мужей протыкают, а протягивают им руку искренней дружбы, а жён, наоборот, начинают презирать. Да мало ли бывает случаев в области любовных отношений!. Как-нибудь я вам расскажу, если захотите. Но это потом, позже. А сейчас - воистину! - явился этот мужик, что называется, "не вовремя", как чёрт из бутылки. Тут я вполне мог бы поддержать мою подругу, имей я "право голоса" в данной ситуации. Но в этот момент я представлял собой настоящую статую, эдакую подводную кариатиду: неподвижную, немую, почти бездыханную и тоже голую, только без фигового листка. Мужик же, само собой разумеется, совершенно не по-нимал, в чём он провинился перед супругой, и пребывал в пьяном благодушии.

- Кто дёргает, Людок! Просто Юрка говорит: "Зови Люду, а то пиво кончится". Ну, я зову, а ты - молчок. Подхожу, слышу - стонешь, распарилась. Хватит уже, пойдём лучше пивка холодненького.
Тут нужно заметить, что в то время рыбы - красной, копчёной, деликатесной - было на Камчатке сколько угодно, а вот пиво считалось большим дефицитом и доставалось оно с боем. Пивных "пунктов" было раз, два - и обчёлся, и толпы там собирались - нечеловеческие! С огромными канистрами озверевшие могучие мужики (пиво доставалось только сильному!) с "группами поддержки" шли на приступ пивного ларька под бессильный рёв возмущённой толпы, понимавшей, что ей-то пива, скорее всего не достанется! Сотни литров пива закупались "в наглую", без очереди. Это надо было видеть! Почти всегда дежурила милиция, но положения дел это обычно не меняло. Сами понимаете, что и относились к этому напитку трепетно. Но Люда "почему-то" отреагировала по-другому.

- Оставь меня со своим пивом! Сейчас выйду. А пиво я не буду, пейте без меня. Хотя ты уж тёпленький, я вижу. Как машину-то поведёшь?
- Да ладно, "тёпленький"! - обиделся муж. - Нормальный!
И неожиданно опять вспомнил:
- Слушай, а чё ты стонала-то? Ну, блин, стонет и стонет - как будто её е.! - выразился он в сердцах в третьем лице, демонстрируя свою обиду. Ему и в лоб не могло влететь, что так оно и было.
Тут она просто взвилась:
- Идиот!! Придурок!! И язык же повернулся!
- Тихо, тихо, Людок! - испугался он. - Я ж пошутил! Ты чё!
- Вот гад! Скотина!
- Ну, чё ты - шуток не понимашь? А, Люд? - всё пытался он смягчить гнев супруги и неожиданно придумал:
- А давай - знаешь чё? Давай, пока никого - я к те в бассейн залезу, а? - решил он её обрадовать. - И успоко-ою! - и он, видимо (я-то этого видеть не мог), начал снимать куртку, потому что она закричала:
- Я тебе залезу, дурак пьяный! Я тебе залезу!!

И действительно, если бы он "залез", то обнаружил бы, что супруга его купается совершенно голой: к тому моменту все купальные принадлежности с нас были сняты и во избежание потери все вместе висели на моём плече. Впрочем, обнажение можно было объяснить каким-нибудь минутным капризом, - было бы гораздо хуже, если бы он наткнулся в бассейне на постороннего, и тоже - голого. Взяв себя в руки, она закончила уже сдержанно:

- Миша, я тебя прошу, - уйди отсюда. Ты же видишь, что меня нервируешь. Потом поговорим.
- Поду-умаешь, какая нервная! - обиженно ответил тот. - Слова ей не скажи! Ну и сиди тут! - и я услышал недовольно удаляющиеся шаги. - Не больно-то и хотелось!
Через какое-то время вдалеке хлопнула дверца машины и всё стихло.
- Витя! - позвала она. Я замер и не откликался: нервное напряжение было слишком велико, наступала разрядка, и меня так и подмывало "отколоть" что-нибудь эдакое. - Витя, ты где? - крикнула она громче. Ответом ей была мёртвая тишина. - О, боже мой! Боже мой! - запричитала она дрожащим голосом, решив, наверное, что любовник её оказался столь слабонервным, что не смог выдержать "явления мужа" в самый ответственный момент и утонул от страха. Двигаясь вдоль бассейна и ощупывая ногами дно - видимо, разыскивая тело, - она тихонько поскуливала и звала: "Ну, где ты?! Витя!" Я не смог её больше мучить, поднырнул к ней, поймал выше колена и с шумом, по дельфиньи вынырнул, делая гигантский вдох. Она ахнула, но я уже прижимал к себе её обнажённое тело, - не смотря на горячую воду, её всю трясло. "Где ты был?" - вопрошала она. - "Ну, где ты был?!" "Под водой сидел" - отвечал я уверенно, обнимая её за талию. "Как? Всё время?!" - "Пришлось! А что прикажете делать? Куда прятаться?!" - самодовольно вещал я, чувствуя, что сегодня мой день и эта женщина будет верить любому моему слову. "Так долго!" - "Ну, это смотря для кого - долго. Ты же не знаешь, кто я на самом деле" - "А кто ты?" - "Я-то? Ихтиандр! Так нас обычно называют." - многозначительно отвечаю я. - "А-а!" - она облегчённо смеётся, понемногу успокаиваясь. - "Не веришь? Давай руку. Вот здесь, щупай, под мышкой, ближе к спине" - я напрягаю мышцы спины, так называемые "крылышки", которые у меня хорошо прокачаны на перекладине. - "Чувствуешь? Плотное такое, на рёбрах..." - "Да." - "Теперь с той стороны - есть?" - "Есть." - "Ну, вот, а ты говоришь." - "Что?" - "Результат операции - что! По вживлению жабер".

От смеха она падает на воду и буквально начинает тонуть. Я подхватываю её, а она, откашлявшись, опять заходится от смеха, откидываясь на моих руках (груди - торчком из воды) - это уже почти истерика, в которой сказывается весь пережитый испуг, страх и напряжение последних минут. "Врун!" - говорит она, наконец отсмеявшись, своим низким грудным голосом. - "Врун противный! Я почти поверила!" - "Чистая правда! Вот те крест!" - божусь я. - "Сколько я под водой-то просидел? Минут пять? Или все десять? Тут без жабер не." - "Пора идти, Витя" - со вздохом говорит она, мягко освобождаясь. - "Отдай купальник. Как бы опять за мной" - "Э, нет!" - я прекрасно знал, что ей нужно идти, что именно этим всё и закончится, но мне так не хотелось её отпускать! - "Ихтиандры никогда не выпускают тех, кто попадает им в лапы" - бормотал я, отвлекая её и желая сейчас только одного - чтобы она снова была моей, - "без искупительной жертвы" - повернув её - она была послушной в моих руках - я обнял её сзади, - "в конце концов, любой Ихтиандр - всего лишь мужчина" - шептал я ей на ухо. - "Это я чувствую" - уже с придыханием отвечала она, прижимаясь задом. - "Но меня могут" - "Не могут!" - видя, что она готова "принести себя в жертву", но ещё опасается, я решительно развеял её страхи. - "Я буду следить за всем - как часовой! Что ты, Людочка! Незаметно и муха не подлетит!"

Так оно и произошло. Мы устроились на мелководье, у самых ступенек, за которые она держалась руками, а я, вылезая из воды почти по пояс, зорко следил за обстановкой. И наша волшебная сказка повторилась - с самого начала и, на этот раз, до конца! Никто нам больше не мешал, не подходил, не хлопала дверца машины. Стояла удивительная, незабываемая тишина, наполненная только шумом ветра, лёгким плеском воды да приглушёнными стонами моей русалки, на которую я, крепко держа её за талию, "гнал волну", то приникая к ней, то поднимая лицо в черноту неба в некой сексуальной "молитве", отрешаясь от реальности и погружаясь в ощущения. В этих всплывающих из глубин, под чёрным небом, в горячей темноте вод ощущениях было что-то удивительно первозданное! Это было что-то необыкновенное!

Много лет прошло, друзья, с тех пор, вот считай, что и жизнь прожита, но скажу вам честно, - ничего подобного больше у меня не было! Нет, были, конечно, и встречи, и любовь, и страсть, и весьма экстравагантные иногда встречались дамы, - если рассказать, так вы ахнете! - но подобной остроты чувств - никогда. Это была та встреча, которая бывает только однажды.

Прощание наше было скомканным: я ещё плавал в волнах эйфории, мало что соображая, а Люда уже спешила. Не надевая купальника, она наскоро обтёрлась, стоя на верхней ступеньке во всём своём великолепии, которое различалось даже в тусклом свете далёкого фонаря, и быстро оделась. "Ну, вот! Я побежала..." - она стояла в какой-то элегантной сине-жёлтой куртке, готовая уйти. "Но мы увидимся?!" - опомнился я наконец. - "Да, да! Если захочешь" - "Как я найду тебя?" - "Позвони мне в городе на работу" - сказала она и назвала телефон, который я запомнил сразу и намертво. Потом пошла, не оглядываясь.

Я, пригибаясь и вообще стараясь быть как можно незаметнее, выбрался из бассейна, кое-как влез в одежду и на неверных ногах (в воде я явно пересидел, и если бы только это!), но соблюдая конспирацию, быстро и бесшумно ушёл в противоположную сторону. Подходя к дому, я всё ещё видел одиноко стоящий под фонарём оранжевый "Москвич", в котором, я знал, была она. Уже лёжа в постели и уставясь в тёмный потолок широко открытыми глазами, я снова ощущал её тело, - она была здесь, рядом. Прежде, чем провалиться в сон, я понял, что такое со мной впервые, и подумал, что это и есть счастье.

Больше я её никогда не видел. Вы спросите, почему? Так как-то сложилось. В городе я по будням не бывал, а по выходным, сами понимаете, звонить на работу бессмысленно. Раза два или три оказывался я в городе и в рабочее время, и первым делом начинал искать автомат, чтобы позвонить ей. И всегда мне не везло! То она только что ушла, то у начальника, а то автомата целого не найти. Просто не судьба! А потом как-то всё это потеряло остроту, навалилось дел "выше крыши", и как-то сошло всё на нет.

Всё, говорят, проходит, да не всё забывается. И через много лет неожиданно всплывает в памяти - в ярчайших красках и со всеми подробностями, как будто бы это было вчера. Люда! Мы-то с тобой знаем, что никакая ты не Люда, что все имена я изменил (мало ли что!), и машина ваша была не оранжевая, но разве в этом дело? Мы-то с тобой знаем, что это были мы! И если ты сохранила в памяти сей любовный эпизод (прости за дурацкий слог, не знаю, как выразится), если ты ещё помнишь, как птица счастья в ту ночь пролетела над нашей "акваторией любви" и провела по нашим лицам своим мягким, нежным крылом (так лучше, правда?), то напиши мне. Просто напиши мне пару слов, что, мол, помню - и всё. Я буду ждать.