Погром в общаге

Вот эту сказку, халиф, не знает даже Фей. И чего вдруг накатило? Не знаю. Тем более, что отношение у меня к этой истории до сих пор ….. неоднозначное. Только предыстория долгая, и, извини, может сматерюсь пару-тройку раз.
Так уж случилось что, будучи на 5 курсе, за неделю до дня рождения, оказалась я в экстренной гинекологии. Почему да как – не важно, история не об этом, просто прими к сведению. Пять суток, когда было возможно, сидела на моей кровати девочка из нашей общаги, Танечка (на сохранении лежала). Тянула меня с того света, гладила по голове, по рукам и шептала: а ты поплачь, поплачь - легче будет. Слезы пришли на третьи сутки, но легче не стало - вместе со слезами уходило желание жить. Это теперь я знаю такой диагноз «депрессивная анорексия», а тогда… Родители были в ужасе, правды я им не сказать не могла, вот они и решили, что умираю от извечной студенческой болезни - гастрита, пытались лечить - организм лекарства отвергал. Есть не могла: желудок не принимал ничего кроме воды и хлеба, похудела, так что просто сносило ветром. Спать не могла: я видела, как по ночам рядом со мной стояла смерть, страшно не было - я ждала, когда же она наконец закроет мне глаза и заберет к себе, но нет, наступало утро. По утрам из города заезжал городской одногруппник Вовка, буквально вытаскивал из постели, заставлял умываться-одеваться, тащил на лекции, но это было бесполезно: буквы складывались в слова, но смысла я их не понимала.

Сразу после майских праздников нас вызвали на пропиздоны в деканат: предстояла последняя сессия, госники, преддипломная практика. Сначала уч.пед.научфильм для всех, потом «Штирлица» попросили остаться. Декан и зам его, хорошие дядьки, к сессии меня естественно не допустили, декан был вне себя: со второго курса одни «отлично», а тут зимнюю сессию завалила, к летней ничего не сделала, в том числе курсовой по его предмету. Видя мое полное равнодушие и отсутствующий вид, переглянулись и определи в академ с отбыванием в исправительно-трудовой колонии, так у нас назывались кафедры, библиотека, деканат, меня же отправили в спецотдел.

Был уже поздний вечер, выхожу с факультета, а на крыльце сидят два моих одногруппника, Леха и Витек. Оба старше меня, отслужившие, женатые, с детьми. Леха, правда, со своей уже в состоянии развода. Андриано Челентано представляешь? Вот на лицо - такой же гоблин. Берет он меня за руку, усаживает рядом на скамеечку: Что с тобой происходит, деточка? Послала его по известному всем адресу. Умничка, - говорит, - А что с учебой? Рассказала про ссылку в спецотдел.
С того вечера и повелось: по утрам провожали на работу, с работы встречали и приводили к себе. Думаю, боялись суицида, глупость конечно, к зиме и так бы сдохла. Они свои семейства на лето по домам отправили, самим готовить лень - уговорили меня. Вот я, накинув поверх цивильного халат Витькиной супружницы, и готовила, ужинали (помнится, в первый раз буквально влили в меня треть стакана пива, с этого момента начала потихоньку есть, а, главное, спать), потом провожали ко мне на этаж привести себя в порядок и переодеться, и обратно на весь вечер к ним. Собиралась чисто мужская компания: играли в карты, смотрели футбол, просто пили пиво или шампанское («неубываемый» ящик стоял в шкафу) это уже называлось «вечер по-гусарски» с гитарами и песнями на балконе, хочу - не хочу, а должна присутствовать и только, когда разговор с политики и футбола переходил на баб - провожали спать. Я у себя на этаже вообще оказалась одна - все в стройотряды, да на практики разъехались, поэтому Леха частенько ночевал в соседней комнате (хозяева ему ключи оставили). Провожали и встречали на поезд к родителям, сопровождали всюду, даже к школьной подружке Дуське на день рождения Леха одну не отпустил.

В конце августа народ начал разъезжаться по домам на каникулы. Меня тоже отправляли на месяц в соседнюю губернию на курсы по спецотделу. Шла последняя неделя в общаге. Витек и Леха, будучи уже в изрядном подпитии, вдруг решили не отпускать меня домой. Пол года назад распинала бы их, датых, по углами и ушла. А тут реально понимала, что не справлюсь, разложили бы меня прямо на Витюхином супружеском диване. Но поприкалывались, в четыре руки излапали от макушки до пяток, и проводили домой. Леха еще ухмыльнулся: ежели «чо», то стучи в стену.

Через два дня, когда опять сидели за картами, пришел Макс: в общаге «василиха», Радика бомбанули, будут разборки. Массовые драки я и раньше видела, приходилось потом обрабатывать раны и накладывать скобки, но никогда не видела, как толпа к ним готовиться. То еще зрелище. Под это дело Леха запер меня у себя в секции: у тебя на этаже пусто, а здесь безопаснее. Отсутствовал часа три. Благо книг целый стеллаж.
Пришел, говорит: все нормально, сегодня ты ночуешь здесь. С этими словами запирает дверь и демонстративно закидывает ключ на шкаф. Ну все, говорю себе, пиздец, Петровна, вляаапалась! Оказалось, вслух сказала потому, что засмеялся: Хотел бы - давно сделал, возможностей было сколько угодно. Слово за слово, напились мы тогда шампанским (быр-р-р с того лета не терплю его) и всю ночь «за жизнь и ни о чем» проговорили, так и уснули.
На следующий день сдала я дела на работе, оформила командировку, купила билеты, договорилась с комендой утром сдать комнату. Предстояли выходные у родителей и на курсы. Общага - вымерла. Леха сказал, что ему нужно уйти по делам, и попросил дождаться и побыть у него. Не было его так долго, что я уснула, проснулась, когда пришел. Опять запер дверь, закинул ключ на шкаф и повернулся со словами: А вот теперь, Петровна, точно - вляпалась. Кричать не будешь, потому что знаешь - бесполезно, общага пустая, вот и побереги силы. Из окна не выпрыгнешь - решетка. Единственный твой шанс меня вырубить и добраться до ключа, а этого я тебе не позволю. Поэтому, женщина, во-первых лежи, а во-вторых молчи.

В течение следующего часа я устроила в его комнате полный погром, не пожалела даже книги. Он был прав. Ни забрать ключ, ни приложить его чем-нибудь тяжелым мне так и не удалось, но и у него добраться до меня тоже не получалось, хотя теперь-то я думаю, что играл он со мной как кошка с мышкой, ждал пока устану. Таки поймал он меня за косу (длинная, а шпильки выпали), намотал на кулак, прижал к стене, расстегнул и стащил ковбойку. Так же за косу доволок до постели, придавил своим весом, привязал волосы, потом по одной поймал и привязал, поднятым по дороге поясом от халата, руки. Конечно, не прямо к дужке примотал, а оставил небольшой люфт, однако опустить руки или дотянуться до него не было никакой возможности. Поймал брыкающиеся ноги, стащил джинсы вместе с трусиками, прикололся над белыми носочками: Может оставить? Разделся сам: тело спортсмена, Брюс Ли на своих знаменитых фото отдыхает. Сел в кресло, закурил, рассуждает вслух: Мужика у тебя не было полгода, для «праздников» у тебя вес только-только набрался, организм вот-вот сработает, а значит залететь можешь в любой момент, а беременность тебе сейчас не к чему, таблетки организм не принимает, остаются резинки. Выкидывает на тумбочку из ящика горсть презервативов, сморит вопросительно-утвердительно: Ты меня не хочешь – это факт, значит, выбираем со смазкой. Нашел подходящий. Спрашиваю: Ты отдаешь себе отчет в том Что делаешь? Конечно, - говорит, - совершаю преступление, но к ментам ты не пойдешь: такие как ты сами наказывают.

Хочешь - можешь даже убить, но это потом, договорились? А вот глаза я твои видеть не могу, чувствую себя подлецом, трясущим мелочь у первоклассников. И завязал мне глаза моей же банданой. Сопротивляться с завязанными глазами и привязанными руками не очень то получалось. Просить, плакать, умолять? Будь от этого хоть какая то польза, я бы что угодно сыграла. Тело отказывалось его принимать. Но разве его этим остановишь? Ладно, говорю себе, хочешь трахнуть - получишь «резиновую куклу»! Выровняла дыхание, «ушла в себя» и затаилась. Уж не знаю как ему, а мне то «на сухую», только об Англии и думать…. И только когда он прижался ко мне всем телом, обнял, зашептал на ухо: Избрала тактику пассивного сопротивления?, - я поняла, что рядом находится его плечо и цапнула. Он боли не почувствовал даже тогда, когда лопнула под зубами кожа и потекла кровь. Рванула зубами, именно в этот момент он и кончил. Почувствовал боль. Чертыхнулся. Я думала, что вот теперь-то он точно разотрет меня по подушкам. Но нет. Рассмеялся: Чего-то подобного я и ожидал. Ты что, никогда не сдаешься? Смо-о-отри! Ночь длинная, я то свое удовольствие получу в любом случае, а ты - думай, когда почувствую, что отвечаешь - развяжу. И начал слизывать свою кровь с моего лица. Вот это уже реально стало заводить, думать про Англию становилось все труднее и труднее, тем более что он начал гладить и ласкать грудь, а я могу улететь только от одного этого, правда было похоже на то, что делает он это скорее по тому что «так положено», совершенно не понимая зачем. Руки и губы были всюду, только не там где надо: грудь, живот, бедра, колени, ступни и обратно вверх по ногам к коленям, бедра, живот, грудь и снова вниз и обратно. Оно конечно и так кайфово, но чего-то явно не хватает, чувствую - потекла. Ну, думаю, если он прикоснется ко мне «там», то взорвусь и по хрену Англия. Но нет, просто вставил, тряхнуло меня до обморока, смеется: Давно бы так! Вот тут зло меня взяло: ах ты ж, дежурный ебарь, еще посмотрим, кто кого трахнет. Вытянулась в струнку, сжала все мышцы и окаменела. Дернулся раз, другой.
- Пусти, - говорит.
- А ты мне скажи, кто сейчас главный: ты или я?
- Если это означает, что убивать меня уже не будут, то я - не гордый, конечно ты.
Расслабилась. Ладно, - говорю, - продолжай, посмотрим что умеешь.

И в клубок он меня сворачивал, и ноги себе на плечи закидывал, перевернул на живот, подсунул пару подушек, сам на ухо шепчет: Надо чаще ставить бабу раком, чтобы не забывала, что скотина. Я аж опять вся сжалась, а он шепчет: Я знал, что ты оценишь шутку. Скотина, значится?, - но люблю-то больше всего я именно так: а его моя реакция еще больше заводит. Ух, ты, похоже, опять слил? Перевернул на спину, убрал подушки. Отдыхай, говорит, а сам, слышу, включил верхний свет, сел в кресло, закурил. Думаю, просто сидел и меня рассматривал. Ну не было у меня ни стыда, ни смущения: хочется ему меня разглядывать - дазарадибога. Просто в какой-то момент надоело, и я спросила: И это все на что ты способен? Опять рассмеялся как то очень по-хозяйски, противно. Сел в ногах, провел руками по внутренней стороне бедер, раздвинул складочки, дыхание, губы, язык. Я не знаю, сколько это продолжалось, может 10 мин, может час, счет времени я потеряла, довел он меня до обморока. Секс дело хорошее, но не когда «горят предохранители», вот это уже точно насилие. Но может оно и хорошо, что в отключке, т.к. очнулась я от боли. Ё!!!!!!!!!!!!!!

Под животом подушки: анальный секс в самом разгаре при этом его пальцы безжалостно терзают клитор. Организм в изумлении: бедная моя попочка, так с ней еще никто, никогда не обращался, и в ступоре - не знает, на что реагировать: на боль в растягиваемом анусе или на боль в измученном до онемения клиторе. В голове только одна мысль: «ни за что не сдохну, пока эту паскуду не изведу» На мое счастье кончил он быстро. Упал сверху, обнял, жарко дышит в затылок. Ага, думаю, раз дошло до анала, то либо устал, либо с фантазией уже херово. Минета точно не будет, побоится, т.к. даже слышу, как морщится от неосторожного движения порванным плечом. Нарочно громко, чтобы обломать кайф, спрашиваю: Ну теперь-то все? А теперь прибери за собой. Как? - спрашивает. Говорю: Как кобель сучку - языком. На удивление, возражать не стал и не меняя позы от клитора до копчика по всей истерзанной промежности, но уже совсем по-другому: ласково, успокаивающе. Выключил свет, снял бандану, развязал руки, отвязал косу, накрыл одеялом, обнял. Давай, говорит, поспим, мстить будешь завтра. А я ему как в анекдоте про коров и зоотехника: А поцеловать? Слушай, халиф, где же вас этому учат? Девчонки хоть на помидорах тренируются. Слава богу, на лице есть нос, а то бы втянул по самые уши, и язык где-то в гландах. Нет, говорю, так мне не нравится, давай по-моему? Все тоже самое, только не так сильно и дай мне только кончик твоего языка. Пощекотала его своим, прижала зубами, вытолкнула, забрала нижнюю губу, втянула, провела по ней языком, провела зубами по контуру, успокоила языком, добралась до верхней губы и тоже самое. Даже кожей почувствовала удивление: А мне, говорит, раньше целоваться удовольствия не доставляло. Он говорит, а я его в это время языком между губами глажу, попытался отстраниться - не дала, выманила его язык и начала покусывать, гладить языком, губами, посасывать. Разобрало его, лег сверху, вставил, движения члена и языка в унисон. Так, не разнимая губ, и дошел. Надо же, смог…

Все, говорит, теперь спи. Ну конечно, времени пол шестого утра, спать уже бесполезно, в общем так легко ты от меня не отделаешься. Губы у него и так распухли, трогать не стала, пощекотала за ухом, дотронулась до сосков, смотрю - дернулся. Ага! Дотеребила пока не превратились в камешки, дотронулась губами, провела языком, втянула, прикусила. Замер и не дышит, смотрю, начинает опять возбуждаться. Отстранилась - не пускает: Еще хочу, - говорит, - так вот что женщины чувствуют, и почему я раньше себе этого не позволял? В который раз мелькает мысль: Опс, он что, совсем тундра? Он же был женат? Что за женщины у него были? Еще, так еще, меня долго уговаривать не надо, особенно если чужие желания отвечают моим целям. Хочу, говорит, чтобы села сверху. Я, говорю, это не люблю, так как крыша от этого у меня накрепко съезжает, могу упасть, так что держи. И понеслось. Крыша у меня быстро съехала, он продержался много дольше. Все, говорит, ты меня выжала досуха, пощади. Встала, оделась, а он мне ключ его из ящика тумбочки достает. Вот сволочь, знала бы, что запасной там лежит…

Огляделась. Картина маслом: постель комом, в комнате разгром, на полу использованные резинки, мужик никакой. Сунула руку в карман, а там рубля два десярчиками, девицы мои меня за матюки штрафовали, в бутылку из-под шампанского кидали, вот и носила всегда с собой. Кидаю ему на постель. Их там пять, - говорю, - по гривеннику за раз, больше не заработал, развернулась и пошла. А во след: Значит, никогда не сдаешься? Вот и не забывай об этом. И смех.
Забрала вещи, зашла к коменде, отдать ключи. Знать и у меня видок был еще тот, раз она шарахнулась от меня: С тобой все в порядке? Я ухмыльнулась: Жить буду! Лучше дай ключи от своей душевой.
Через два часа я мертвецким сном спала в ракете, летевшей вверх по реке к моему родному городу.

Приехала через месяц. У них этаже не появлялась недели две. Нет, думаю, надо в глаза посмотреть гаденышу, пусть знает, что спокойной жизни у него теперь не будет. А там решу, что с ним делать. Взяла книгу, что брала почитать. Сразу к нему. Стучусь. Открывает мне дверь Олечка с четвертого курса, еще не жена, но уже во всей красе восьмимесячной беременности, вся в тревоге: А Алексея нет дома. - А мне и не надо, я книгу вернуть. Она сразу успокоилась.
Вышла, вся летняя компания у балкона курит, соскучились: обнимают, целуют, смеются. Подошел Леха: Рыжая, поговорить бы? Я молчу, делаю вид, что не слышу. Подхватил на руки и понес до ближайшего тихого угла. Просто от всей души врезала с двух сторон по ушам. Поставил на пол. Вытер струйку крови из ноздри:

- Зачем так? Я ж только поговорить.
- А разговора не будет, мести тоже, не тебя ради - я Ольгу видела.
Вот и все. Ну, там много еще чего с его стороны было. Да только я проходила мимо и в упор не видела. Уж ты-то, халиф, знаешь как я это умею… Примерно через полгода Леха из общаги исчез. Встретились мы через пять лет, он мне мои пять гривенников припомнил, но было все совсем по другому. Вот эту историю м.б. получишь завтра. Тебе опять с подробностями, халиф?